0b4267a2     

Короленко Владимир Галактионович - Черкес



Владимир Галактионович Короленко
Черкес
Очерк
I
- Иван Семеныч, а Иван Семеныч!..
- М-м-м... - послышалось в ответ из глубины повозки.
- Только и есть у них: мычат, как коровы. У-у, падаль, прости господи,
а не унтер, чтоб вас язвило!..
Я не видал лица жандармского унтер-офицера Чепурникова, произносившего
злобным голосом эти слова, но ясно представлял себе его сердитое выражение и
даже сверкающий глубокою враждой взгляд, устремленный в том направлении, где
предполагалось неподвижное, грузное тело унтер-офицера Пушных.
Ночь была темна, а в нашей повозке, конечно, еще темнее. Колеса стучали
по крепко замерзшим колеям, над головой чуть маячит переплет обтянутого
кожей верха: он казался темным полукругом, и трудно было даже разобрать,
действительно ли это переплет над самой головой или темная туча, несущаяся
за нами в вышине. Фартук был задернут, и в небольшое пространство,
оставшееся открытым, то и дело залетали к нам из темноты острые снежинки,
коловшие лицо, точно иглами.
Дело было в ноябре, в распутицу. Мы ехали к Якутску; путь предстоял
длинный, и мы мечтали о санной дороге. На станциях обнадеживали, что от
Качуга по Лене уже ездят на санях, но пока нас немилосердно трясло по
замерзшим колеям.
Унтер-офицер Чепурников отдернул фартук. Резкая струя ветра ворвалась к
нам, и Пушных зашевелился.
- Ямщик! Что, еще далече до станции?
Ямщик наш был одет в пеструю и мохнатую собачью доху, а так как темные
пятна этой дохи сливались с темною же, как чернила, ночью, то на облучке нам
виднелась лишь странная куча белых заплаток, что производило самое
фантастическое впечатление.
- Верстов еще с десять, - послышалось оттуда.
- Хлопаешь зря: едем-едем - все десять верстов.
Чепурников нервничал и сердился.
Ямщик равнодушно пробурчал что-то, несколько придержал лошадей и набил
трубку. Мгновенно вспыхнувший огонек осветил невероятной формы мохнатую
шапку, обмерзшее лицо, отвернувшееся от ветра, и скрючившиеся от мороза
руки.
- Ну, ты, поезжай, что ли! - сказал Чепурников с холодным отчаянием.
- Сьчас!
Огонек погас, и на облучке опять замелькало только созвездие из
беловатых пятен.
Телега качнулась, мы задернули фартук и вновь понеслись вперед среди
холода и темноты.
Чепурников нервно ворочался и вздыхал, Пушных сладко всхрапывал. Этот
гарнизонный счастливец обладал завидною способностью засыпать мгновенно при
всяких обстоятельствах, и это служило главною причиной глубокой ненависти,
которую питал к нему, несмотря на недавнее знакомство, его дорожный товарищ.
Последний пытался доказывать неоднократно, что Пушных не имеет никакого
"полного права" своею грузною фигурой занимать большую половину места,
назначенного для троих. Пушных при этом жмурился и стыдливо улыбался. Он
позволял даже Чепурникову всячески тиранить себя каждый раз при усаживании в
повозку. Желчный унтер-офицер порывисто запихивал куда-нибудь его ноги,
подбирал и укладывал руки, заталкивал в самый дальний угол его спину, гнул
его и выворачивал, точно имел дело с тюфяком, а не с живым человеком.
- Вот... вот!.. так... этак!.. - приговаривал Чепурников, толкая и
пихая какую-нибудь часть рыхлой фигуры товарища. - Р-раздуло вас, прости
господи, горой!..
Пушных конфузливо и виновато улыбался.
- Чем же я, Василий Петрович, в эфтим случае... Мы все, то есть, родом
экие!.. Ой, Василь Петрович, ты мало-мало полегче пихайся.
Чепурников окидывал взглядом свою упаковку и оставался недоволен.
- Бес-с-совестные! - ворчал он.
Надо заметить, чт



Содержание раздела